Вечная „карманная“ слава

Вечная "карманная" слава: миниатюра Валентина Пикуля, которая заставляет задуматься

Дата публикации: 18 июня 1989 года

"Вечная "карманная" слава" - это короткая, но очень умная миниатюра Валентина Пикуля, которая заставляет задуматься о нашей жизни и о том, как мы хотим быть не забытыми после смерти. В ней автор говорит о том, что настоящая слава не зависит от количества денег, которые мы заработали, или от количества людей, которых мы знаем. Настоящая слава зависит от того, как мы жили свою жизнь и как мы помогли другим.

Миниатюра показывает, что наша жизнь - это всего лишь мгновение вечности, и что все, что мы делаем, имеет значение только в контексте нашей жизни. Настоящая слава - это то, что мы оставляем после себя, то, что будет помниться навсегда. Валентин Пикуль говорит, что настоящая слава может быть достигнута только теми, кто живет своей жизнью настоящим образом и кто помогает другим людям.

В конце миниатюры Валентин Пикуль говорит, что настоящая слава - это то, что мы оставляем в сердцах людей, которых мы любим. И что если мы хотим оставить след после смерти, нам нужно просто жить нашей жизнью, как будто каждый день - это последний.

Таким образом, "Вечная "карманная" слава" - это уникальная миниатюра Валентина Пикуля, которая заставляет задуматься о нашей жизни и о том, как мы хотим быть запомнеными после смерти. Она содержит глубокий философский смысл, который может помочь нам лучше понять нашу жизнь и наши отношения с другими людьми.

Отрывок из романа Вечная „карманная“ слава

А что тут удивляться? Мы ведь каждый день поедаем хлеб, но я ни разу не слышал, чтобы голодный сказал:

– Не стану есть, пока не узнаю, кто этот хлеб посеял.

Ты, мой милый, так и загнешься с голоду, никогда не узнав автора урожая. После такого вступления, весьма далекого от героики, лучше сразу отбить дату – 1790 год…

– Охти мне, бедному! Даже поспать не дают человеку…

Да, тогда не ленились. Служить начинали в самую рань, да и пробуждались с первыми петухами. Нищие торопились к заутрене, чтобы занять место на паперти, взывая о милости, а государственные мужи облачались в мундиры, дабы не опоздать к исполнению служебного долга. В пять часов утра, когда Петербург досматривал последние сны, Екатерина II сама выводила на двор собачек, сама заваривала кофе покрепче, а в приемной ее царственных покоев уже позевывали невыспавшиеся сановники, готовые к докладам по делам государства. Но первым входил к императрице румяный с мороза мальчик в ладной форме преображенца и вручал коронованной женщине деловую «рапортичку» о состоянии в войсках гарнизона за минувшую ночь.

– Матушка, – говорил он, – драк и пожаров не было, а сугубо пьянства в казармах не примечено…

Сама несчастная в материнстве, чуждавшаяся своих детей, Екатерина была заботлива к чужим – особенно к сиротам.

– Замерз, Сережа? – говорила она. – Ну, садись к камину, погрейся. Только не мешай мне с людьми разговаривать.