Из тупика

Валентин Пикуль роман Из тупика
    Материал для сайта http://valentin-pikul.ru/istoricheskie-romani/iz-tupika/

    Роман В. Пикуля Из тупика написано в жанре романа-хроники. Это значит, что все события документально подтверждаются и следуют историческим фактам. Повествование романа начинается на борту крейсера «Аскольд», который следует на север в порт приписки Мурманск. В своем произведении Из тупика автор очень реалистичен в описании жизни экипажа и немудрено, ведь он сам служил военным моряком на Северном флоте. Поэтому он так правдиво и глубоко освещает характер героев, их поведение в критических ситуациях, разделение между офицерским составом и простыми обитателями корабля – матросами.

    В произведении Из тупика на документальной основе развертывается формирование флотилии Северного Ледовитого океана. Открываются страницы создания Мурманской железной дороги, которая строилась местными жителями и военными. А также писатель показал силу и стойкость русского народа в тяжелые годы борьбы с интервентами. Пикуль писал свое историческое произведение с целью описать подлинную обстановку установления советской власти на Севере, в частности, в Архангельске, Мурманске, Карелии. Роман «Из тупика» − сочинение, в котором современный читатель может найти много малоизвестных интересных фактов о событиях Первой мировой войны и революции.

    От автора

    Эта книга — исторический роман хроника. Необходимого для любого романа вымысла в этой книге столько, сколько требуется от автора, чтобы связать воедино людей и события.
    Большинство героев романа — образы собирательные, и если кто либо узнает себя в моих героях, то это будет лишь совпадением (совпадением случайным).

    Приводимые в книге документы, записи отечественных разговоров, телефоне— и радиограммы (за исключением незначительных или сугубо частных) приводятся мною дословно, лишь иногда подвергнуты сокращениям, которые оговорены в тексте книги.

    Хронологическая канва сохранена в романе, по возможности, в точности — как можно ближе к фактам, потрясавшим тогда весь мир…

    Я писал эту книгу, часто и подолгу думая о моем друге — Андрее Александровиче Хршановском.
    Он был редактором моей первой книги и стал моим другом.

    Его памяти, светлой для меня и для многих, я и посвящаю этот роман, который он уже никогда не прочтет.

    Нагло передрали с сайта http://valentin-pikul.ru/istoricheskie-romani/iz-tupika/

    Отрывок из романа Из тупика

    Вот этим затупленным ножом форштевня распороты страницы двух великих океанов; воющие за кормою винты накрутили на счетчиках сотни боевых дней. Пространство и время, время и пространство, часы и лаг. два круглых табло в ровном жужжащем свете. Правда, в этой стихии было еще и третье измерение — глубина. Но корабельный лот, наотмашь кинутый в темную тайну, не может прощупать фунтовых хлябей, вечно утопающих в бездонном мраке.
    От этого и шутки на крейсере злы, безнадежны:

    — Да, в такой речке нашим пескарям делать нечего, одна хорошая мина от немца, и нырнем — как кирпичики…
    Громыхающая орбита войны охватывала земной шар от Дувра до Гонконга, и по этой орбите — зигзагами! — двигался русский крейсер первого ранга «Аскольд». Изношенный корпус корабля ветерана трясла окаянная вибрация, а команду трепали тропические лихорадки; матросов мутило от вератрина и салофена, от дурной пиши и дешевой банановой водки.
    «Аскольд» болтало у черта на куличках — там, где Россией и не пахло, — между Филиппинами и Японией, от Адена до Коломбо. В погоне за немецким рейдером «Эмден» дошли до Кокосовых островов; вожди диких племен дарили русским морякам свиней. А чтобы свиньи не подохли от голода, их снабжали и кормом — ананасами. По традиции (нигде не писанной, но святой) дары делились сословно: свиней отсылали на камбуз — матросам, в кают компанию — ананасы. Среди ночи, бывало не раз, крейсер едва не давил японские кавасаки. Сонные рыбаки в белых киримонэ махали «Аскольду» фонарями из промасленной бумаги:

    — Русики матросики хоросо, хоросо… Банзай!

    И темной, жарко дышащей громадой мимо проносился русский крейсер — вперед, во мрак, в неизвестность. Не однажды блуждали и возле проклятой Цусимы, злобно сплевывая в шипящую воду. А назавтра, уже в притонах Сингапура, их встречали дешевые женщины; прически у них — в бамбуковых сеточках, на ногах — мужские носки из германского фильдекоса.

    Матросы пьяно рвали на себе рубахи, кисло и неумно плакались:
    — Слышь, косая? Платочек то — во… Грунькин ишо! Кады прощались, Грунька то и грит: «Ждать, мол, стану, родима ай…» Доколе ждать то? Весь я, как есть, моряк Тихого океану, и нету мне никакого спасения. Держи, косая, платочек тебе на память… Он еще не засморкатый!

    Команда «Аскольда» состояла из людей послуживших. Пора бы домой вчистую, когда грянул нелепый выстрел в Сараеве, и — прощай, сундуки и чемоданы, на которых намалеваны гордые надписи: «МОРЯК ТИХОВА ОКЕАНУ». Теперь же, в составе особой Эскадры Китайской Станции (под русским флагом, но под британским командованием), ходили в кильватере заодно с хищными японскими крейсерами «Ибуки», «Чикума» и «Накасима». Одно плохо: туго доходят письма из заснеженных деревенек России до тропической Манилы… Ай как туго!

    Российский посланник в Токио заверил командира крейсера, что почта нагонит «Аскольд» на заходе в Коломбо. Но разве можно верить дипломатам? На Цейлоне было все, что душе угодно для разгула (мичмана Женьку Вальронда даже нагишом с берега привезли). Но вот писем… увы, не было. Потом консул в Бомбее сообщил, что французский угольщик уже вышел в порт Носси Бэ, — очевидно, союзная служба доставит туда же, вместе с углем, и почту.
    Будем надеяться… И три винта снова взорвали воду за кормою крейсера.

    Раскаленный тропический купол, пронизанный выстрелами, искрами радиопередач и воплями тонущих экипажей, зыбко нависал над дрожащей палубой. Задраенные в броневых коробках, вахты задыхались. А в кубриках шуршащие полчища тараканов ползали по влажным от пота телам матросов — лезли в рот, в уши, в ноздри. Отвращение давно притупилось в людях, и тараканов давили пальцами — на хлебе; хрустели они под пятками — на палубном линолеуме. Зато шесть обезьян лемуров, купленных офицерами по пьяному делу, стали друзьями матросов: они беспощадно уничтожали легионы прусаков. Самца лемура, охотно крывшего самок на вантах под небесами, матросы прозвали точно — Гришкой Распутиным… Постыло все. Окаянно!

    Далеко в океане стали выплескивать миски с супом. Причина тому «потемкинская»: суп плох, приготовленный из аденских запасов верблюжатины. Командир крейсера каперанг Иванов 6 разволновался:
    — А что они хотят после захода в Аден? Не марципаны же будут подавать нам союзники. Впрочем, постройте команду на шкафуте по малому сбору. Офицерам явиться тоже…

    Построились. Высохшие от жары. Настилы палуб, словно раскаленные сковороды, обжигали босые пятки. С кормы крейсера, где стояли походные курятники, вдруг запел петух. Так хорошо, так сладко вспомнились русские прохладные рассветы… В белых пробковых шлемах, в прозрачных сетках на голом теле, под покровами тентов сгрудились офицеры. Иванов 6 развернул в руках бумагу, и ее сразу же скомкал ветер океана.
    — Претензии команды, — прокричал он зло, — да, основательны: верблюд еще не скотина! Но вы желаете бунта на корабле? В такой час, когда весь мир потрясен варварством новых гуннов… Слушай приказ! Приказ германского кайзера, обращенный к немецким солдатам на Восточном — на русском же, нашем! — фронте…

    Ошалело дрогнули ряды. Вытянулись шеи матросов.
    Ветер рвал и уносил в безбрежие слова бесноватого кайзера:
    «…помните, что вы, немцы, избранный народ. Дух божий сошел на Меня, ибо Я — император великой германской нации, Я — орудие Всемогущего, его Мен и Воля… Уничтожение, и смерть всем, кто противится, всем, кто не верит в Мою божественную миссию… Да погибнут все враги германского народа! Бог, вещающий ныне через Меня, требует от вас исполнить Его святую волю!..»

    А в группе офицеров были и такие природные «русаки», как фон Ландсберг, барон Фитгингоф фон Шелль и прочие. Что они думали, слушая приказ кайзера, это пусть останется между ними. Иванов 6, пустив бумажку по ветру, кричал уже о своем — кровном, русском, наболевшем:
    — Бунтовать… так растак! Бунтуйте. Играйте на руку подлого кайзера. Я недаром прочел вам его приказ. Чтобы вы, сучьи дети, знали — враг жесток и опасен… Россия ведет войну за свое сохранение. Сейчас вершится судьба всего мира, а вы… Верблюда жрать испугались? А в деревне соломка с крыши — что? Разве вкуснее?!

    Выкричался. Обмяк. Вспотел. И — уже спокойнее:
    — Ребята! — сказал. — Верблюд еще не повод для бунта. Дай нам говядину — тоже стухнет. Спросите у машинной команды: холодильники у нас текут, «Аскольд» три года не был в ремонте. Зачинщиков я не ищу. Бог им судья… Боцман! Свистать команде: по работам…

    Иванов 6 был крикун, сумасброд, но мужик добрый. Всю аденскую верблюжатину он велел бросить за борт. И сине грязные лоскутья мяса, источенные червями, быстро растащили акулы. Неутомимые и юркие, они, будто шатуны гигантской машины, бойко сновали под днищем крейсера, вымахивая хвостами то справа, то слева по борту. Рябило в глазах от порывистости.