Перед графом Луи Нарбонном великий агрессор даже не скрывал своих завоевательских намерений:
- Русская армия вольется в мою армию. Впереди пустим казаков на рекогносцировку, песками Средней Азии мы выйдем к Герату и сваливаемся прямо в Индию, чтобы разрушить меркантильное величие спекулятивной Англии...
1812 год начался для него успешно. В январе маршал Даву оккупировал шведскую Померанию, маркиз Арман Коленкур считал, что "решение императора в этот период было уже принято. Австрия согласилась сделаться его пособником, а Пруссию оставалось лишь заставить нарезать розги для собственной порки". Против Русского государства выступала не только Франция, но и мощная коалиция наполеоновских сателлитов; историк Альбер Вандаль писал, что "даже те из союзников Наполеона, которых он насильно гнал за собою, подверглись общему увлечению и гордились тем, что будут сражаться под начальством такого главнокомандующего", каким был Наполеон, утверждавший:
- Русские еще на своих рубежах получат от меня новый Аустерлиц, не пройдет и двух месяцев, как Россия взмолится о мире, и с Востоком будет навсегда покончено...
Европа уже покрылась колоннами марширующей пехоты, через спящие города, будя жителей, тянулись скрипящие обозы, лошади влекли за собой артиллерию, шла на рысях звенящая амуницией конница, - и вся эта разноязычная лавина денно и нощно передвигалась на восток, напоминая переселение народов в глубокой древности... Наполеон пожелал видеть Нарбонна:
- Россия обречена! Я отъезжаю в Дрезден, куда соберутся все короли и герцоги, подвластные моей воле. Русский император встревожен. Он спешит в Вильну, куда поедете и вы, дабы вручить ему письмо, в котором я не скрываю, что поведением России.., недоволен. Для меня крайне важно: русские не должны перейти Неман, пока моя армия не собралась у рубежей России. Вы успокоите царя Александра любезным обращением, а заодно проведайте, каковы русские силы, настроения придворных офицеров и жителей... Перед царем можете не скрывать, что на этот раз я обладаю армией, какой еще не знал мир!
- А если Александр сам шагнет за Неман?
- Тогда вы притворитесь удивленным, умоляя его о мире. Наконец, черт побери, падите перед ним на колени, рыдайте, прося перемирия, лишь бы я успел подойти к Неману! Впрочем, у вас будет инструкция, как поступать. Вы ее, граф, берегите.
Русская разведка узнала о секретной миссии Нарбонна раньше, нежели Нарбонн отправился в путь... Но кто же такой этот Нарбонн? Почему такое доверие к нему императора?
***
В его пышном гербе красовался фамильный девиз: "Не мы от королей, а сами короли от нас происходят". Если бы не революция, такому аристократу не пришлось бы склонять выю перед Бонапартом, этим жалким корсиканским плебеем.
Происхождение Нарбонна не было загадкой для общества!
Принцесса Аделаида, тетка Людовика XVI, нечаянно забеременела от наследника-дофина и, чтобы скрыть женский грех, вызвала из Пармы свою подругу Нарбонн, тоже беременную. Нарбонн назвалась матерью ребенка от принцессы. Мальчик вырос под опекой Аделаиды, не умевшей таить материнских чувств, - она сделала его своим пажем. Нарбонн, извещенный о своем происхождении от Бурбонов, скоро превратился в развязного шалопая. Наглость его дошла до того, что, ужиная с актрисами, он требовал привозить ему посуду прямо из дворцов Версаля.
Под стать Нарбонну был и молодой аббат Талейран, будущий сподвижник Наполеона, не забывший в своих мемуарах отметить: "У графа Нарбонна ум такого рода, который стремится произвести лишь внешнее впечатление.., его вежливость лишена оттенков, его веселость часто оскорбительна для хорошего вкуса". Пусть даже так, но Талейрану в ту пору было еще далеко до высот власти, а Нарбонн уже в 1791 году стал военным министром, готовый служить одинаково и королям и революции. Но его подвела семейная история... Он устроил побег в Италию своей настоящей матери - принцессы Аделаиды вместе с мнимой матерью - герцогиней Нарбонн, после чего бежал и сам. Сначала скрывался в Англии, потом нашел приют на швейцарской границе - в замке Коппе у своей подруги Жермены де Сталь.
Но вот над Францией воссияла звезда Бонапарта, тогда еще первого консула, и Нарбонн поспешил на родину, ибо консул испытывал слабость к аристократии. Однако будущий император не заметил возвращения бывшего министра. Нарбонн бедствовал в Париже, снимая две маленькие комнатенки в убогой мансарде. Талейран был уже наверху могущества, но мало ценил таланты Нарбонна, клянчившего у него служебного места:
- Согласен быть секретарем посольства хоть в Женеве, я готов занять даже кресло супрефекта в провинции.
- Помилуйте, граф! - отвечал Талейран. - Как же я человека с такими блистательными дарованиями, каковы ваши, осмелюсь унизить столь незначительным положением...
Бедствуя в мансарде, Нарбонн довольствовался услугами одного лакея, бывшего солдата, который вместе с молодым Бонапартом участвовал в Египетском походе. При учреждении ордена Почетного легиона лакей сделался кавалером этого ордена, и тогда Нарбонн заявил ему:
- Слушай, приятель! Теперь, как шевалье, садись в мое кресло, а я, как лакей, стану подносить тебе тарелки... Наполеон, узнав об этом случае, воскликнул:
- Вот! Сразу видно благородного аристократа... Мюрат, - спросил он своего зятя, - ты разве способен на такое?
- Никогда! - отвечал бывший конюх...
Наполеон вызвал Нарбонна к армии, поздравив его с чином дивизионного генерала. Нарбонн, подавая рапорт императору, не стал совать его в руки Наполеона, как это делали мужланы. Он положил его в шляпу и протянул вместе со шляпой.
- Зачем это? - удивился Наполеон.
- Но так было принято при дворе Версаля, где донесения венценосцам подавали непременно в шляпе, - объяснил Нарбонн, и с этого времени его карьера полетела на крыльях.
Графа назначили послом в Баварию, но он скучал в Мюнхене, мечтая парить повыше. Наполеон прочил Нарбонна в церемониймейстеры двора своей юной жены. Федор Головкин, хорошо знавший Нарбонна, писал, что это назначение не состоялось, ибо придворные дамы не желали иметь при себе ментора, который стал бы дрессировать их в соблюдении тонкостей версальского этикета. Тогда Наполеон сделал Нарбонна своим генерал-адъютантом - "для поддержания забытых старинных традиций".
Сейчас Нарбонн уже поспешал в Вильну, а Наполеон ехал в Дрезден, при этом император говорил маркизу Арману Коленкуру, что обласкал Нарбонна умышленно:
- Когда мне кто-либо нужен, я не бываю слишком щепетилен...
Весна 1812 года выдалась запоздалой, в конце апреля виленские сады еще не покрылись листвою. Барклай-де-Толли был главнокомандующим русской армией, при нем в Вильне состоял штаб, усиленно работавший перед нашествием неприятеля. Император Александр I со свитою разместился в комнатах виленского замка. Была глухая ночь, когда по черной лестнице, ведущей со двора замка, к императору поднялся Яков Иванович де Санглен - личный шпион Александра, назначенный "директором военной полиции" всей российской армии.
- Что нового? Где армия Бонапарта?
- Армия подтягивает тылы из Германии, она уже втянулась в пределы польские и скоро будет здесь - на Немане. А сам император вдыхает фимиам безудержной лести в Дрездене.
- Мюрат с ним?
- Он выступит с кавалерией из Гамбурга.
- А что Нарбонн? - спросил царь.
- Приближается, - отвечал де Санглен. - Я нарочно перекрыл главные дороги на Вильну, оставив для проезда Нарбонна лишь непролазные проселки, чтобы он не мог видеть расположение наших резервов и количество артиллерийских парков...
Яков Иванович позже вспоминал: "По приезде Нарбонна в Вильну приказано мне было государем иметь за ним бдительный надзор. Я поручил дать ему кучеров и лакеев из служащих в полиции офицеров", знавших немецкий, французский и польский языки... Русская разведка работала тогда превосходно!
А визиту Нарбонна в главную квартиру русской армии придавал немаловажное значение историк Е. В. Тарле, считавший появление этого посланца в Вильне значительным фактором в политической подоплеке наполеоновской агрессии.
